ЛЕТОПИСЕЦ РОДНОГО КРАЯ
Генерал гордился своей родословной. При Иване Васильевиче его предки держали руку грозного царя, а полтора столетия спустя стали верной опорой Петра Великого в его делах по преобразованию Руси. Сам генерал до глубокой старости без слез не мог вспомнить бывшего однокашника Сергея Муравьева - Апостола, повешенного в числе пятерых вождей декабристов, не боялся утверждать родным и близким, что, будь он в час восстания в Петербурге, непременно поддержал бы Сергея. В свободные часы много читал или, полузакрыв глаза, просто сидел у открытой книги, думал. Шумного общества не переносил и вообще тяготел к тишине, ревниво оберегая ее хрустальную хрупкость. Наверное, потому и привязался к своему денщику - расторопному молчуну Федору, умевшему, как никто другой, быстро и без лишнего шума зажечь свечи, подать с полки нужную книгу.
Правда, с книгами поначалу не ладилось. Федор был неграмотен совершенно, нужную книгу находил по цвету обложки или по другим каким - то ему одному ведомым приметам.
- Будешь учиться читать и писать, - решил генерал. - Сейчас же садись и повторяй все за мной.
Денщику было без малого сорок, он же лет двадцать тянул солдатскую лямку, но сохранил присутствие духа, природную смекалку, был невероятно усидчив и терпелив. К концу службы он довольно бойко читал. Хуже шло с письмом. Руки, привыкшие к тяжелому физическому труду, не слушались. Но и тут колоссальное напряжение воли в союзе с генеральской непреклонностью дали кое - какие результаты.
Словом, пришел Федор Никитов сын Лукьянов после 25 - летней отлучки в Чиглу по тому глухому времени, можно сказать, сносно подкованным в грамоте человеком. В котомке вместе с нехитрыми солдатскими пожитками принес три книги - "Бедную Лизу" - Карамзина, "Дубровского" - Пушкина и "Севастопольские рассказы" - малоизвестного тогда графа Л. Толстого.
Умирал Федор Лукьянов с чистой совестью. Он успел сделать главное - научил своего сына читать и писать. Для бедного чигольского крестьянина семидесятых - восьмидесятых годов прошлого столетия это было много. Односельчане дивились подвигу Федора.
Заветной мечтой Данилы Федоровича было, что бы его Тимофей хоть немножечко больше увидел света, дотянулся бы до той грани, за которой начинается настоящая грамотность. Намеревался отдать батюшке в Покровскую церковь на предмет учения, но тот, сощурив длинного разреза глаза, сказал:
- Христос терпел и нам велел. Подумай, раб божий Данила, куда пойдет Русь, если каждый бесштанный мужик к грамоте тропинку проложит? Ась? И того предостаточно, что, не посоветовавшись с богом, научил мальца премудрости читать и писать. Грех великий на душу взял.
Пришлось одиннадцатилетнему Тимофею идти на выучку к местному пекарю.
Хозяин пекарни, принимая хлопца, такие условия поставил: работать, сколько ему, хозяину, потребуется, о книгах и в мыслях места не должно быть.
- Для вашего же благоденствия совет даю, - солидно поглаживая холеную бороду тупыми, как копыта, пальцами, сказал он Лукьяновым.
- Я намедни из Петербурга возвернулся. Жуткое дело, - владелец пекарни закрыл глаза, тряхнул головой. - Виселица на виселице, и в Сибирь, мачеху нашу разнесчастную - партию за партией в кандалах. И все книжников, книжников. Блажной стал народ, книжки подорвали его нутро. Мужику захотелось в калашный ряд.
Тимофей Лукьянов прожил мало. Непосильная работа надорвала его, открыла дверь на тот свет раньше времени. Умирал Тимофей на руках отца Данилы.
- Так мы с тобой, батя, и не дочитали Пушкина. Ты уж Саньке, сыну моему, дочита...
Это было последнее, что сказал в своей жизни Тимофей Лукьянов.
За гробом шли шестеро: Данила Федорович с внуком и внучкой, вдова, бездомная нищенка Прасковья и сильно сдавший за последний год пес Волчок, больше всего на свете любящий те редкие минуты, когда Данила или Тимофей вслух читали стихи.
Данила Федорович предпринял отчаянную попытку выполнить наказ сына. Чуть ли не с пяти лет он стал приобщать своего внука Александра к чтению. Рассказчиком он был занимательным, знал множество историй, которые будоражили детский мир, неумолимым и желанным потоком врывались в воображение мальчьчика. Пушкина Александр узнавал в пять лет. Сказки великого поэта заполнили все его существо.
Трудно сказать, что бы было с Александром, не пройди революция. Уже в первые самые огневые годы, когда с вулканической силой рождался новый мир, начался по призыву Ленина поход за ликвидацию безграмотности. Александр садится за парту. Помимо школьной программы, он регулярно читает журнал "Вокруг света", книги Гоголя, Некрасова, Лермонтова, басни Крылова.
Дед заронил в нем искру любви к русской старине, сумел внушить, что в ее сумерках стоят гигантские, легендарные фигуры, такие, как Петр, Александр Невский, Радищев.
Уже в Тишанке на рубеже тридцатых годов в школе крестьянской молодежи Александр Лукьянов вплотную подходит к изучению истории. Долгие ночные часы он проводит над историей государства Российского - Карамзина, "Историей России" - Соловьева. Вновь и вновь перечитывает "Историю Петра Великого" - профессора Устрялова, изданную в 1856 году и подаренную дедом. Немалую роль в его пристрастии к истории сыграла книга "Откуда пошла русская земля и как стала быть" (русская история в рассказах под редакцией Разина) 1894 года издания.
Но все эти издания, несмотря на несомненные и очевидные их достоинства, не могли полностью удовлетворить юношу. Требовалась трактовка отечественной истории марксиско - ленинской позиции. Вот почему с таким огромным интересом Александр Лукьянов изучает капитальный труд соратника Ленина Михаила Николаевича Покровского "Русская история с древнейших времен", шеститомник "Отечественная война 1812 года и русское общество", одним из редакторов которой был знаменитый советский историк академик Тарле.
В то же время он не расстается с такими книгами Плутарха, как "Жизнеописание великих греков и римлян", изучает Всемирную историю в десяти томах.
Итак, горы книг, одна настойчивее другой увлекающие в таинственную глубь веков. Не уведут ли они совсем парня от беспокойных дорог современности? Оказывается, нет. И даже совсем наоборот.
Знакомство с глубинными процессами истории вооружили Александра Лукьянова той суммой знаний, которая, по мнению Ленина, необходима каждому коммунисту. Не было в те годы в Тишанской школе крестьянской молодежи комсомольца активнее и принципиальнее Александра Лукьянова. Его по праву нужно считать одним из организаторов тишанских колхозов. Захваченная вихрем событий, шла за ним молодежь, ибо видела в нем волевой напор человека, убежденного в своей правоте.
Александр избрал самую благороднейшую из профессий на земле - стал учителем. Он еще только делал первые шаги, как над юностью нашей Родины стала набухать, принимая чудовищные размеры, грозная туча.
Война одела Александра Тимофеевича в солдатскую шинель, повела по своим крутым стежкам - дорожкам, научила вписывать строки любви к Родине злым и коротким языком пулемета. Водоворот жизни тех лет не единожды заключал его в свои стальные объятия, жестоко мял, но Александр Тимофеевич выстоял.
Поредевшая, но несломленная встретила его Чигла. Видел он, что в ходе военных испытаний люди по - настоящему оценили главное приобретение революции - свободу. Потому и стояли за нее, как подлинные витязи.
Послевоенные годы, выводившие тяжелые, напряженные строки, из которых складывалась книга нашей жизни, со всей определенностью показали, что Александр Тимофеевич несет в себе заряд огромной энергии, удивительные искры большого сердца. Вот только один штрих его многоплановой биографии, штрих, не уступающий по яркости вольтовой дуге.
В 1948 - 1952 годах он возглавляет отдел пропаганды и агитации Чигольского райкома партии. Работы в ту пору было столько, что даже трудно себе представить. К тому же Александр Тимофеевич заочно учился в пединтституте, который заканчивает за два года. Из - за занятости на работе он не мог даже выезжать на сессию. По договоренности с секретарем райкома партии он чуть свет выезжал на попутном транспорте в Воронеж. За день успевал сдать несколько зачетов. Ночью возвращался домой, и на следующий день был уже на работе.
Истины ради надо сказать, что в институте сначала отнеслись к такому методу сдачи экзаменов с плохо скрытым недоверием, но, убедившись, что перед ними человек колоссальной энергии и знаний, преподаватели сдались. Первый, кто протянул Александру Тимофеевичу руку дружбы, был Степан Батраченко, герой повести И. Сидельникова "Неутраченное счастье".
После получения высшего образования Александр Тимофеевич не стал к себе снисходительнее, как всегда, много и усидчиво работал. Но в его отношении к жизни не было рахметовского самоистязания, просто он не мыслит для себя и минуты, прожитый бесцельно, минуты, лишенной высокой целесообразности. Он окончательно утверждается в мысли, что обязан перед светлой памятью не вернувшихся с войны рассказать живым историю родного края. Не ради того, чтобы собрать богатый урожай восторга окружающих, берется он за трудное и очень большое дело. Нет! Люди должны знать, с чего они начали, какими путями и через какие муки шли.
О деятельности Александра Тимофеевича Лукьянова последних лет написано немало. Вряд ли стоит повторять сейчас, что им созданы исторические очерки о Чигле, краеведческий музей, мемориальный центр, на мраморных плитах которого навечно застыли имена павших на войне чигольцев.
Казалось бы, все! Можно позволить разрядку. Но не зря о характере Александра Тимофеевича говорят, что в нем невозможно пробить ни одну брешь. Его энергия простирается так далеко, что заставляет браться за очередной труд - создание краеведческого музея в Тишанке и очерка об этом самобытном, интересном селе. Начальные главы исторического очерка уже лежат в редакционном портфеле. Скоро с ними познакомится читатель.
А впереди новые задумки, новые свершения, которые, несомненно, станут явью, ибо за их воплощение берется самородок, извлеченный из родниковых глубин народных.
Правда, с книгами поначалу не ладилось. Федор был неграмотен совершенно, нужную книгу находил по цвету обложки или по другим каким - то ему одному ведомым приметам.
- Будешь учиться читать и писать, - решил генерал. - Сейчас же садись и повторяй все за мной.
Денщику было без малого сорок, он же лет двадцать тянул солдатскую лямку, но сохранил присутствие духа, природную смекалку, был невероятно усидчив и терпелив. К концу службы он довольно бойко читал. Хуже шло с письмом. Руки, привыкшие к тяжелому физическому труду, не слушались. Но и тут колоссальное напряжение воли в союзе с генеральской непреклонностью дали кое - какие результаты.
Словом, пришел Федор Никитов сын Лукьянов после 25 - летней отлучки в Чиглу по тому глухому времени, можно сказать, сносно подкованным в грамоте человеком. В котомке вместе с нехитрыми солдатскими пожитками принес три книги - "Бедную Лизу" - Карамзина, "Дубровского" - Пушкина и "Севастопольские рассказы" - малоизвестного тогда графа Л. Толстого.
Умирал Федор Лукьянов с чистой совестью. Он успел сделать главное - научил своего сына читать и писать. Для бедного чигольского крестьянина семидесятых - восьмидесятых годов прошлого столетия это было много. Односельчане дивились подвигу Федора.
Заветной мечтой Данилы Федоровича было, что бы его Тимофей хоть немножечко больше увидел света, дотянулся бы до той грани, за которой начинается настоящая грамотность. Намеревался отдать батюшке в Покровскую церковь на предмет учения, но тот, сощурив длинного разреза глаза, сказал:
- Христос терпел и нам велел. Подумай, раб божий Данила, куда пойдет Русь, если каждый бесштанный мужик к грамоте тропинку проложит? Ась? И того предостаточно, что, не посоветовавшись с богом, научил мальца премудрости читать и писать. Грех великий на душу взял.
Пришлось одиннадцатилетнему Тимофею идти на выучку к местному пекарю.
Хозяин пекарни, принимая хлопца, такие условия поставил: работать, сколько ему, хозяину, потребуется, о книгах и в мыслях места не должно быть.
- Для вашего же благоденствия совет даю, - солидно поглаживая холеную бороду тупыми, как копыта, пальцами, сказал он Лукьяновым.
- Я намедни из Петербурга возвернулся. Жуткое дело, - владелец пекарни закрыл глаза, тряхнул головой. - Виселица на виселице, и в Сибирь, мачеху нашу разнесчастную - партию за партией в кандалах. И все книжников, книжников. Блажной стал народ, книжки подорвали его нутро. Мужику захотелось в калашный ряд.
Тимофей Лукьянов прожил мало. Непосильная работа надорвала его, открыла дверь на тот свет раньше времени. Умирал Тимофей на руках отца Данилы.
- Так мы с тобой, батя, и не дочитали Пушкина. Ты уж Саньке, сыну моему, дочита...
Это было последнее, что сказал в своей жизни Тимофей Лукьянов.
За гробом шли шестеро: Данила Федорович с внуком и внучкой, вдова, бездомная нищенка Прасковья и сильно сдавший за последний год пес Волчок, больше всего на свете любящий те редкие минуты, когда Данила или Тимофей вслух читали стихи.
Данила Федорович предпринял отчаянную попытку выполнить наказ сына. Чуть ли не с пяти лет он стал приобщать своего внука Александра к чтению. Рассказчиком он был занимательным, знал множество историй, которые будоражили детский мир, неумолимым и желанным потоком врывались в воображение мальчьчика. Пушкина Александр узнавал в пять лет. Сказки великого поэта заполнили все его существо.
Трудно сказать, что бы было с Александром, не пройди революция. Уже в первые самые огневые годы, когда с вулканической силой рождался новый мир, начался по призыву Ленина поход за ликвидацию безграмотности. Александр садится за парту. Помимо школьной программы, он регулярно читает журнал "Вокруг света", книги Гоголя, Некрасова, Лермонтова, басни Крылова.
Дед заронил в нем искру любви к русской старине, сумел внушить, что в ее сумерках стоят гигантские, легендарные фигуры, такие, как Петр, Александр Невский, Радищев.
Уже в Тишанке на рубеже тридцатых годов в школе крестьянской молодежи Александр Лукьянов вплотную подходит к изучению истории. Долгие ночные часы он проводит над историей государства Российского - Карамзина, "Историей России" - Соловьева. Вновь и вновь перечитывает "Историю Петра Великого" - профессора Устрялова, изданную в 1856 году и подаренную дедом. Немалую роль в его пристрастии к истории сыграла книга "Откуда пошла русская земля и как стала быть" (русская история в рассказах под редакцией Разина) 1894 года издания.
Но все эти издания, несмотря на несомненные и очевидные их достоинства, не могли полностью удовлетворить юношу. Требовалась трактовка отечественной истории марксиско - ленинской позиции. Вот почему с таким огромным интересом Александр Лукьянов изучает капитальный труд соратника Ленина Михаила Николаевича Покровского "Русская история с древнейших времен", шеститомник "Отечественная война 1812 года и русское общество", одним из редакторов которой был знаменитый советский историк академик Тарле.
В то же время он не расстается с такими книгами Плутарха, как "Жизнеописание великих греков и римлян", изучает Всемирную историю в десяти томах.
Итак, горы книг, одна настойчивее другой увлекающие в таинственную глубь веков. Не уведут ли они совсем парня от беспокойных дорог современности? Оказывается, нет. И даже совсем наоборот.
Знакомство с глубинными процессами истории вооружили Александра Лукьянова той суммой знаний, которая, по мнению Ленина, необходима каждому коммунисту. Не было в те годы в Тишанской школе крестьянской молодежи комсомольца активнее и принципиальнее Александра Лукьянова. Его по праву нужно считать одним из организаторов тишанских колхозов. Захваченная вихрем событий, шла за ним молодежь, ибо видела в нем волевой напор человека, убежденного в своей правоте.
Александр избрал самую благороднейшую из профессий на земле - стал учителем. Он еще только делал первые шаги, как над юностью нашей Родины стала набухать, принимая чудовищные размеры, грозная туча.
Война одела Александра Тимофеевича в солдатскую шинель, повела по своим крутым стежкам - дорожкам, научила вписывать строки любви к Родине злым и коротким языком пулемета. Водоворот жизни тех лет не единожды заключал его в свои стальные объятия, жестоко мял, но Александр Тимофеевич выстоял.
Поредевшая, но несломленная встретила его Чигла. Видел он, что в ходе военных испытаний люди по - настоящему оценили главное приобретение революции - свободу. Потому и стояли за нее, как подлинные витязи.
Послевоенные годы, выводившие тяжелые, напряженные строки, из которых складывалась книга нашей жизни, со всей определенностью показали, что Александр Тимофеевич несет в себе заряд огромной энергии, удивительные искры большого сердца. Вот только один штрих его многоплановой биографии, штрих, не уступающий по яркости вольтовой дуге.
В 1948 - 1952 годах он возглавляет отдел пропаганды и агитации Чигольского райкома партии. Работы в ту пору было столько, что даже трудно себе представить. К тому же Александр Тимофеевич заочно учился в пединтституте, который заканчивает за два года. Из - за занятости на работе он не мог даже выезжать на сессию. По договоренности с секретарем райкома партии он чуть свет выезжал на попутном транспорте в Воронеж. За день успевал сдать несколько зачетов. Ночью возвращался домой, и на следующий день был уже на работе.
Истины ради надо сказать, что в институте сначала отнеслись к такому методу сдачи экзаменов с плохо скрытым недоверием, но, убедившись, что перед ними человек колоссальной энергии и знаний, преподаватели сдались. Первый, кто протянул Александру Тимофеевичу руку дружбы, был Степан Батраченко, герой повести И. Сидельникова "Неутраченное счастье".
После получения высшего образования Александр Тимофеевич не стал к себе снисходительнее, как всегда, много и усидчиво работал. Но в его отношении к жизни не было рахметовского самоистязания, просто он не мыслит для себя и минуты, прожитый бесцельно, минуты, лишенной высокой целесообразности. Он окончательно утверждается в мысли, что обязан перед светлой памятью не вернувшихся с войны рассказать живым историю родного края. Не ради того, чтобы собрать богатый урожай восторга окружающих, берется он за трудное и очень большое дело. Нет! Люди должны знать, с чего они начали, какими путями и через какие муки шли.
О деятельности Александра Тимофеевича Лукьянова последних лет написано немало. Вряд ли стоит повторять сейчас, что им созданы исторические очерки о Чигле, краеведческий музей, мемориальный центр, на мраморных плитах которого навечно застыли имена павших на войне чигольцев.
Казалось бы, все! Можно позволить разрядку. Но не зря о характере Александра Тимофеевича говорят, что в нем невозможно пробить ни одну брешь. Его энергия простирается так далеко, что заставляет браться за очередной труд - создание краеведческого музея в Тишанке и очерка об этом самобытном, интересном селе. Начальные главы исторического очерка уже лежат в редакционном портфеле. Скоро с ними познакомится читатель.
А впереди новые задумки, новые свершения, которые, несомненно, станут явью, ибо за их воплощение берется самородок, извлеченный из родниковых глубин народных.
А. Зарубин.
Заря. - 1970. - 12 марта.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Ваше мнение...